Экзамен по дисциплине «Патопсихология» для КПМИП

31. Психологическая характеристика феномена резонерства при различных психических заболеваниях. В норме мы сталкиваемся с резонерством в случаях, требующих интеллектуальной изворотливости. В затруднительных ситуациях (например, на экзамене – «студенческое резонерство») включается очень удобный компенсаторный механизм – многословное, беспредметное, непродуктивное рассуждательство. У здоровых индивидуумов функция этого феномена – компенсация: т.е., в норме люди с помощью бесплодного мудрствования («словесной опухоли») стараются избежать неприятных эмоций. В случае психических заболеваний психологическая интерпретация резонерства используется для характеристики актуального состояния больных и для установления дифференциального диагноза. При шизофрении резонерство носит совсем другой характер: 2. оно, как правило, сочетается с другими нарушениями мышления (в структуру резонерства могут быть включены разноплановость, искажение процесса обобщения и пр.), чего не наблюдается в норме; В школе Б.В.Зейгарник феномен резонерства исследовался Т.И.Тепеницыной. Шизофреническое резонерство отличается выраженной аффективной потребностью говорить, вещать, нечто поведать миру. 2. Для резонерства при шизофрении свойственна аффективная неадекватность выбора предмета обсуждения: оно характеризуется мелкотемьем – самый незначительный повод вызывает у больного псевдоабстрактные, чрезмерно обобщенные разглагольствования. 3. Шизофреническое резонерство характеризуется особой, претенциозно-оценочной позицией «истины в последней инстанции». 4. Ему свойственна особая форма построения высказываний, особая лексика: огромное количество вводных слов («я считаю нужным заметить», «что касается меня…» и пр.), акцентирующих личностное отношение больного к высказываемому. 5. Резонерство не всегда бывает многословным. Есть случаи «краткого резонерства» — в этих высказываниях оно может быть выражено пафосом, интонацией речи. 6. Проявление этого феномена не связано с трудностями выполнения задания (в отличие от нормы) – оно может возникать при решении самой простой задачи. Т.о., резонерство при шизофрении не несет компенсаторной функции. Это некая форма самовыражения человека, некритично относящегося к своей психической продукции (например, больные с «философической интоксикацией»). Приведем несколько примеров. Больным предлагается задание «определение понятий». Пациента просят дать определение понятию «часы». Больной: «Часы – импульс или пульс жизни всего человечества». – Экспериментатор: «А сейчас дайте, пожалуйста, определение понятию «шкаф» — Больной: «Шкаф – это элемент жизненных условий». – Экспериментатор: «Следующее понятие – лошадь» — Больной (с пафосной интонацией): «Лошадь – существо, приближенное и взаимодействующее с людьми». Затем больному предлагается второе задание: методика «Сравнение понятий». Экспериментатор: «Скажите пожалуйста, чем похожи и чем отличаются понятия «сани» и «телега». Больной: «Видоизменением видимости». Все вышеприведенное – примеры лаконичного резонерства, хотя более распространенным является резонерство развернутое, многословное, с особой мимикой, обозначающей позицию говорящего. Резонерство при шизофрении может сочетаться с разорванностью мышления. При эпилепсии резонерство является компенсаторным приемом, с помощью которого больной эпилепсией предпринимает попытку выйти из ситуации интеллектуального затруднения. Оно создает для пациента иллюзию разрешения мыслительных трудностей. Резонерство при эпилепсии несет все свои классические признаки – выраженная потребность в рассуждательстве, яркая эмоциональная окраска резонирующих суждений, отчетливо звучащая нравоучительная нота. В отличие от резонерства больных шизофренией больной эпилепсией учит собеседника жить (плюс замедленность речи). В резонерстве больных эпилепсией отчетливо просматривается непродуктивность мышления. Приведем пример. Больному предлагается сравнить понятия «слон» и «муха». Нужно установить сходство и различие. «Муха – это насекомое, причем, имейте в виду, вредное насекомое. Учтите, мухи бывают разные…». Яркая эмоциональная окраса, значительность высказываний, лексика, характерная для морализаторства, отсутствие продуктивности, обстоятельность – целая совокупность особенностей эпилептического мышления. Чем длительнее и злокачественнее болезненный процесс, тем резче выражены эти особенности у больных эпилепсией. ТЕПЕНИЦЫНА Т.И. РОЛЬ ЛИЧНОСТНОГО КОМПОНЕНТА В СТРУКТУРЕ МЫШЛЕНИЯ Настоящая работа посвящена одной из малоизученных проблем патопсихологии — роли личностного компонента в структуре мыслительной деятельности. В своих исследованиях советская материалистическая психология исходит из положения о единстве личности, взаимосвязанности и взаимообусловленности всех ее психических процессов. Каждый из них — есть деятельность определенной личности со всей системой ее потребностей, установок, эмоционально-волевых особенностей (Б.Г. Ананьев, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, В.Н. Мясищев, С.Л. Рубинштейн). Однако в экспериментальном плане это положение разработано недостаточно. Можно назвать лишь очень немного конкретных работ, непосредственно направленных на исследование роли и значения личностных компонентов в структуре психических процессов. К ним относятся работы В.Н. Мясищева и его сотрудников (Р.И. Меерович, Е.Е. Плотниковой, Т.Я. Хвиливицкого, А. Россол), касающиеся зависимости работоспособности больного от отношения к выполняемой работе, исследования А.А. Смирнова о влиянии эмоционального отношения на память, П.И. Зинченко о зависимости непроизвольного запоминания от мотивов деятельности, работы А.С. Егорова и А.Т. Ковалева о роли активного отношения на формирование волевых качеств. Большинство экспериментальных исследований посвящено изучению отдельных психических процессов без достаточного учета отношения личности, совокупности мотивационных установок и их влияния на протекание каждого отдельного психического акта. В равной степени это относится и к мышлению. Являясь одной из наиболее экспериментально-фундированных проблем, психология мышления насчитывает множество работ по исследованию различных сторон мыслительной деятельности, В целом ряде этих исследований ставится вопрос о направленности и мотивации мышления (А.В. Брушлинский, Н.А. Менчинская, К.А. Славская, П. Майер, И. Мальцман, Г. Уивер и Е. Мадден). Однако в них речь идет о единстве внутри мыслительного процесса, о направленности и мотивации, вытекающих непосредственно из конкретной задачи данного этапа мышления. Вопроса о роли и влияния на формирование процесса .мышления направленности самой личности, перед которой стоит мыслительная задача, все эти исследования по-существу не касаются. Между тем правомерность и такого аспекта изучения мышления очевидна. Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн подчеркивают, что рассмотрение всех психических процессов, в том числе и мышления, должно включать и личностный, мотивационный план соответствующей деятельности. Мышление, —- пишет А.Н. Леонтьев, — как и всякая человеческая деятельность исходит из потребностей и мотивов и направлено на решение задачи, имеющей для субъекта определенный личностный смысл, то есть в мышлении выступают закономерности не только его процессуального течения (анализа, синтеза, обобщения и т. д.), но и личностно-мотивационный план. Операционная сторона мышления и личностно-мотивационный план его — это два аспекта одного и того же явления. Исследование мышления неминуемо должно приводить к анализу побуждающих его мотивов и смысла, который приобретает для человека окружающее, так как сама стратегия мышления до известной степени определяется отношением личности. Поэтому, если подходить к мышлению не как к отдельной изолированной функции, а как деятельности, то при анализе нельзя не учитывать личностного смысла, отношения субъекта к ситуации и задаче, на которую направлено мышление. Необходимость такого подхода вытекает из ряда специальных исследований ведущихся в последнее время, например, возможности изучения закономерностей мышления путем использования решения задач на электронно-вычислительных машинах в качестве аналога мыслительной деятельности человека. Эти исследования показали (О. К. Тихомиров) несовпадение процесса решения задачи человеком и машиной даже в тех случаях, когда они выдают абсолютно одинаковые решения. Одна из основных причин несовпадения процессов решения задачи человека и машиной заключается в том, что мыслительный процесс выбора существенной информации из малосущественной у человека неизбежно включает в свою структуру непосредственное переживание ее субъективной значимости (В.В. Плотников). Иными словами, как бы ни была одинакова поступающая извне информация, осмышление ее во многом зависит от эмоционального состояния и направленности личности; в равной степени от этих факторов зависит и выбор той или иной «программы» обработки этой информации. Изучение роли личностного компонента в структуре мышления, попытка его экспериментального анализа и разработка методов его исследования — является одной из задач данной работы. Патология психических процессов предоставляет богатый материал для изучения этого вопроса. Наступающее в результате болезни искажение смысла и значения окружающего, изменение системы мотивов, нарушения эмоционально-волевой сферы больного не могут не находить своего выражения в структуре мышления больного (Б. В. Зейгарник). Особенно отчетливо это положение раскрывается при исследовании одного из видов нарушения мышления, называемого патологическим резонерством. Симптом резонерства часто встречается в психиатрической клинике и нередко используется клиницистами при характеристике психического состояния больного, в том числе при установлении дифференциального диагноза. Не менее часто приходится сталкиваться с этим симптомом патопсихологам при попытке квалифицировать нарушения мышления больных. Понимание структуры резонерства приобретает в этом случае практическое значение. Между тем по литературным данным термин «резонерство» — неоднозначен. Разные авторы в разные периоды вкладывали в него различное содержание. Мы не можем здесь касаться всей и довольно сложной истории вопроса о резонерстве; всех видоизменений, которые претерпевало это понятие в зависимости от содержания и места, отводимого ему в разные периоды в психопатологии. Можно лишь сказать, что понимание этого симптома было самым различным и частью прямо противоположным. В одних случаях, понятие «резонерство» рассматривается в рамках так называемых «дегенеративных психозов», как особая их форма — «резонирующее помешательство». Предполагалось, что резонерство — это целая система поведения, при которой суждения больных логичны, поступки безрассудны (Эскироль, Пинель, Гризингер и др.); в других, резонерство — нарушение мышления, кривая логика которого обязательно направлена на оправдание нелепых поступков (С.С. Корсаков, В.П. Сербский, Ф.Е. Рыбаков, В.П. Давиденков); в третьих, — нарушение мышления, имеющее самостоятельное значение, но возникающее только у эффективно неустойчивых личностей, где особенности эмоционально волевой сферы играют первенствующую роль (П.Б. Ганнушкин, С.А. Суханов); и, наконец, — нарушение собственно процесса мышления — выражающееся в бесцельном и бесплодном мудрствовании без какой-либо отнесенности его к особенностям личности и поведению больного (В.А. Гиляровский, М.Ф. Серейский, М.О. Гуревич). Несмотря на повседневное практическое использование термина «резонерство», мы ни разу не встретили в психиатрической литературе достаточного структурного анализа или указания на то звено, в котором нарушается сложный и многогранный процесс мышления при резонерстве. Психологи, занимавшиеся проблемами распада мышления (Б.В. Зейгарник, П.Я. Гальперин, Э.А. Евлахова, Ф.В. Бассин, А.А. Перельман) лишь вскользь касались этого симптома. Каких-либо специальных экспериментально-психологических работ, направленных на изучение симптома резонерства, ни у нас, ни за рубежом мы не нашли. Поэтому попытка разобраться в психологической структуре резонерства, как одного из видов нарушения мышления, может быть полезной практике и является второй — уже практической — задачей работы. Анализ литературных данных показал, что, несмотря на то, что симптом резонерства чаще всего описывается в рамках шизофрении, он не патогномоничен для данного заболевания. Поэтому, исходя из основной задачи нашей работы» изучения общей психологической структуры этого вида нарушения мышления, — мы считали необходимым брать на исследование всех больных, независимо от нозологической принадлежности и остроты состояния, в историях болезни которых были указания клиницистов на четко выраженный симптом резонерства. По нозологическому принципу больные распределялись следующим образом. Основная группа испытуемых состояла из 58 больных шизофренией (простой и параноидной формой), подавляющее большинство которых находилось в стадии расцвета заболевания или разной степени выраженности шизофренического дефекта и 5-ти больных кататонической формой шизофрении в так называемых конечных состояниях. Данные экспериментального исследования этой группы являлись исходными для проведения общего анализа исследуемого нарушения, выяснения его психологической структуры и роли отдельных компонентов в этой структуре. 39 испытуемых составили контрольную группу, результаты исследования которой послужили материалом для проверки общей принципиальной схемы нарушения и выяснения особенностей резонерства при различных заболеваниях. В контрольную группу вошли 12 больных эпилепсией (в основном генуинной) с выраженной эпилептической деградацией, 20 больных с органическими поражениями ц.н.с. разного генеза (травмы головы, сосудистые заболевания головного мозга, ревматическая и алкогольная интоксикация) и 7 человек с психопатией. Всего было исследовано 97 человек. Психологическое изучение больного состояло из 2-х частей: 1. Экспериментально-психологического обследования больного, целью которого было выяснение общей картины состояния интеллектуальных и эмоциально-волевых процессов больного. Обследование проводилось по обычной схеме психологического исследования больных в условиях стационара. 2. Специального экспериментального изучения резонерства этих больных. Для этой цели испытуемым предлагались задания, в разной степени требующие речевого оформления. Во время всех экспериментов регистрировалась спонтанная и направленная речь больных. Запись высказываний больных, незаметно для них, производилась на магнитофоне. В общей сложности всеми методиками с 97 больными было проведено свыше 650 экспериментальных исследований. *** Анализ литературы показывает, что, несмотря на существование многих точек зрения на симптом резонерства, большинство современных авторов считает резонерство нарушением собственно процесса мышления. Причем ими подчеркивается нарушение одной стороны этого процесса, а именно предполагается нарушение в протекании отдельных мысли^ тельных операций: анализа, синтеза, обобщения. Поскольку специальных экспериментально-психологических исследований для проверки этого предположения не проводилось, мы поставили серию опытов, задачей которых было выяснение роли и значения операционных нарушений в генезе и структуре симптома резонерства. В этой серии опытов участвовали все испытуемые за исключением пяти больных шизофренией — кат атонической формой (степень интеллектуального снижения этих больных была столь велика, что выполнение необходимых заданий для них не представлялось возможным). Анализ результатов исследования показал, что независимо от принадлежности больных к той или иной нозологической группе, резонерство прямо не связано с каким-либо определенным типом ошибок в мыслительных операциях. Более того, в 36% случаев нарушений мыслительных операций при резонерстве не наблюдалось вообще. Приводим общие данные исследования операционной стороны мышления у наших испытуемых. Диагноз Количество испытуемых, участвовавших в экспериментах 100% Количество испыт., у которых наблюдались нарушения мыслительных операций Испытуемые, выполнившие задания без нарушений мыслительных операций количество испытуемых в процентах Шизофрения 53 38 15 28% Эпилепсия 12 7 5 42% Органические заболевания ц.н.с. 20 13 7 35% Психопатия 7 1 6 86% Всего: 92 59 33 36% Таким образом, в 36% случаев, а именно у 33-х больных из 92, экспериментальные задания, требовавшие операций сравнения, отвлечения, анализа и синтеза, не вызывали затруднений. Эти испытуемые последовательно излагали свои мысли, вполне могли обобщить материал на основании отвлеченных существенных признаков, справлялись с заданиями классификации предметов, в соответствии с образовательным уровнем производили обобщение, правильно устанавливая связи между предметами и явлениями, адекватно инструкциям проводили простые и сложные аналогии. Несмотря на это, мышление всех наших больных и при клиническом, и при специально психологическом обследовании характеризовалось как резонерское. Результаты этой серии опытов показали, что наличие нарушений в мыслительных операциях при резонерстве не обязательно. Следовательно, не этот компонент мыслительной деятельности в данном случае является ведущим. Следует отметить, что у той категории больных, с которыми ежедневно приходится встречаться в психиатрической клинике, нарушения мышления, как правило, бывают достаточно массивными, включающими и нарушение операций. Это обстоятельство, в известной степени, могло способствовать представлению о доминирующей роли операционных нарушений в структуре резонерства. Нарушения операционной стороны мышления, наряду со многими другими, обычно сопутствуют резонерству, они могут играть существенную роль, видоизменяя и усугубляя последнее, но не являются основными, формирующими и ведущими в структуре резонерства. Вместе с тем материалы общего психологического исследования больных с резонерством, а также специальное изучение их резонерской продукции, показали, что мышление всех наших испытуемых, вне зависимости от степени сохранности отдельных мыслительных операций, не было достаточно направленным. Их суждения отражали не только ход решения интеллектуальной задачи, не столько способы и приемы ее выполнения, сколько неадекватное отношение к окружающему и предмету обсуждения, неправильную и неадекватную самооценку. Даже при выполнении самых простых заданий, в сугубо нейтральной ситуации выявлялись особые личностные установки этих больных. Изменение личностного отношения к окружающему у наших больных не является случайным. Все наши испытуемые психически больные люди, диагностика заболевания которых в момент исследования не вызывала сомнения. Он, и поступили на стационарное лечение в психиатрическую клинику в связи с теми или иными неправильностями в поведении, то есть с неадекватным отражением окружающего мира и неправильной реакцией на него. Все, без исключения, истории болезней наших испытуемых содержат указания на болезненные ‘искажения и аномалии в поведении больных. В конечном итоге неадекватные поступки наших больных представляли опасность или для самих больных, или для окружающих, либо речь шла о невозможности этих больных приспособиться *к окружающей обстановке настолько, чтобы вести нормальный образ жизни, выполняя требования повседневной жизни человеческого общества. Для контроля была проведена следующая серия опытов, специальной задачей которых было исследование некоторых особенностей мотивационной сферы наших больных. Исследования проводились по методу известному в литературе под названием «Уровень притязаний», предложенному Ф. Хоппе из школы К. Левина и модифицированному отечественными психологами Е.А. Серебряковой, М.С. Неймарк, Б. Бежанишвили. Примененная методика позволяет проследить насколько быстро вырабатывается самооценка, степень ее адекватности и устойчивости, в какой мере дальнейшие притязания испытуемых зависят от имеющейся уже самооценки, а также особенности их эмоциональных реакций на успех и неуспех в работе. Полученные экспериментальные данные обнаружили большое разнообразие и своеобразие поведения наших больных в ситуация данного исследования. Однако, сколь ни разнообразны были реакции испытуемых, все они имели нечто общее: у всех испытуемых, хотя и в разной степени, четко выступило отсутствие адекватного учета своих достижений. Самооценка не вырабатывалась вообще или не соответствовала объективным показателям. В своих притязаниях испытуемые не учитывали в должной мере предыдущих достижений, а подчас руководствовались мотивами, не имеющими никакого отношения к ситуации исследования. Несмотря на некоторую полиморфность полученных результатов в этой серии опытов, все они убедительно свидетельствовали об искаженных и часто парадоксальных личностных установках больных, неправильном отношении к ситуации исследования и неадекватной самооценке. *** Экспериментальные данные 1-й серии опытов показали, наличие или отсутствие нарушений мыслительных операций не дает оснований квалифицировать высказывание больного как. резонерское. В равной степени не исчерпывает характеристики этого вида нарушения мышления и наиболее распространенное в учебных пособиях по психиатрии определение резонерства, из которого следует, что «резонерство—есть склонность больных к пустым и многословным рассуждениям, основанным на поверхностных аналогиях» (М.О. Гуревич). В повседневной жизни часто приходится встречаться с многословными и пустыми рассуждениями, которые отнюдь не всегда являются резонерскими. Сравнительный анализ резонерских суждений позволил вычленить ряд особенностей, отличающих резонерское суждение от любого другого пустого и многоречивого высказывания. Оказалось, что резонерское суждение всегда своеобразно эмоционально окрашено. Нарушение интеллектуальных операций, имевших место на нашем материале в 64% случаев, обязательно сочеталось у больных-резонеров с неадекватным отношением больного и объекту суждения и к окружающему, с искажением и сужением аффекта. Неправильный ход суждения в известной степени зависел от измененного личностного компонента мыслительной деятельности. Это проявлялось: — в аффективной неадекватности выбора предмета обсуждения; —- в претенциозно-оценочной позиции больного; 10 — в своеобразной склонности больного к большому обобщению по отношению к мелкому объекту суждения;* — в аффективной потребности говорить (поэтому резонеры обычно многоречивы, они во что бы то ни стало стремятся нечто «поведать миру»); — в выспренной многозначительной форме высказывания (подчас только одна интонация позволяет расценить высказывание больного как резонерство: «Ну и что?!!» —задает больной риторический вопрос по поводу очень конкретного и заведомо понятного задания). Даже грамматический строй и лексика больных подчеркивают своеобразную и неадекватную аффективную насыщенность высказываний этих больных. Правильно грамматически построенная речи изобилует большим количеством вводных слов, инверсий, риторических вопросов и восклицаний. Более того, больные непроизвольно используют разные выразительные средства языка при разных формах резонерства. Содержание резонерских высказываний, что неоднократно подчеркивали многие авторы, как правило предельно мелко и пусто. Однако одно только «мелкотемье» не определяет существа этого вида нарушения мыслительной деятельности. Главная отличительная черта резонерства состоит в том, что пустому, мелкому и обыденному содержанию высказывания не соответствует аффективно насыщенное отношение и выспренная многозначительная форма суждения. Наиболее показательны в этом плане оказались резонерские суждения, не имеющие сопутствующих нарушении в мыслительных операциях. В этих высказываниях нет нарушений операций, нет каких-либо грубых логических ошибок, каждое отдельное суждение вполне правильно и приемлемо. Однако в целом они не соответствуют поставленной конкретной задаче и выражают своеобразное отношение испытуемого в одних случаях к задаче и сутации исследования, в других неправильную самооценку « т. д. В целом мышление больного оказывается неадекватно аффективно направленным. Так; например, один из больных шизофренией, легко и правильно усвоив инструкцию и конечную цель конкретного задания (произвести классификацию предметов), четко и быстро на основании существенных признаков выполнял задание, правильно называя принцип, положенный в основу каждой последующей группировки, но попутно высказывал множество резрнерских суждений, например, выражает ли одна из картинок классификации идеи человека и в какой мере. («…Я считаю себя вправе считать, что это не человек. С моей субъективной точки зрения лыжник выражает, конечно, идею человека, ко я бы сказал, что здесь выражен конкретно спорт, а не человек вообще…» или «…Разложить (картинки) можно по-разному. Абсолютных истин с философской точки зрения нет… Все условно, в конце концов… Мою систему можно было бы сформулировать так…» и т. п.). Несмотря на сохранность у ряда больных операционной стороны мышления, их мысль тем не менее также шла по ложному руслу. Из-за искаженного личностного отношения и неправильной самооценки терялась мера адекватности и уместности возможных пределов обсуждения того или ‘иного предмета и явления. Страдали умозаключения, которые не вытекали из начальных посылок. Суждения и выводы не соответствовали существу беседы. Мышление становилось непродуктивным. *** Изучение условий, при которых наиболее отчетливо выявлялся симптом резонерства, также свидетельствовало о несомненной роли личностно-мотивационных компонентов в структуре мыслительной деятельности. Уже первые наблюдения показали, что не всякий больной, квалифицированный в клинике как «резонер», проявляет эту особенность своего мышления при общем психологическом обследовании. У ряда больных симптом резонерства обнаруживается сразу же и в равной степени как в свободной беседе, так и при экспериментальном исследовании; у других же — резонерство обнаруживалось только в беседе или только в эксперименте; у третьих — при исследовании одной какой-либо или группой однородных методик и не выявлялось при исследовании другими методами. Поскольку резонерство связывают обычно с большой речевой активностью испытуемого, то выявлению этого нарушения мышления должны были бы способствовать так называемые «словесные», вербальные методики, — задания, требующие внешнего речевого оформления. Однако результаты исследования показали, что принципиальной разницы в частоте проявления резонерства при исследовании «вербальными» и «невербальными» методами нет. Так, при определении смысла пословиц (сугубо вербальной методике) резонерство мы наблюдали в 64% случаев. При исследовании методами классификации и опосредованном запоминании, в основном «неречевых» методиках — в 60% и 71% случаев. В то время как при выполнении задания «сравнение понятий» (тоже «вербальной» методике) резонерство выявилось только в 39% случаев, и т. д. Анализ методических приемов и ситуации эксперимента привел к заключению о том, что степень проявления симптома резонерства в значительной мере зависела от отношения испытуемого к себе и окружающему: от понимания испытуемым цели и значения данного исследования, от отношения испытуемого к зкспериментатору, от понимания им роли и значимости собственной личности в этой ситуации. Исходя из этого, была поставлена еще одна серия опытов, в которой было решено перестроить стратегию экспериментального исследования таким образом, чтобы актуализировать измененную систему отношений. Целью перестройки была попытка намеренно провоцировать изучаемое нарушение мышления и тем самым еще раз экспериментально подтвердить роль личностно-мотивационных компонентов в структуре мыслительной деятельности. Одним из удачных методических приемов для этой цели оказалось создание ситуации формирования у больного повышенного уровня притязания. (Речь идет не об одноименной отдельной методике, также используемой в нашей работе, а о методическом приеме перестройки стратегии эксперимента в целом). Формирование уровня притязания достигалось не какими-либо определенными, строго фиксированными методами и вопросами. Тактика экспериментатора была весьма гибкой и зависела от степени критичности больного. Она состояла из продуманной системы порицаний и поощрений, и сводилась к тому, чтобы стимулировать желание больного проявить себя. Такая организация экспериментального исследования в большей степени способствовала выявлению склонности испытуемых к резонерству. Другим приемом, вызывавшим обостренную личностную реакцию больного, было специальное изменение направленности инструкций. Так, например, при выяснении степени понимания смысла пословиц и поговорок, наряду с обычной инструкцией (как Вы понимаете смысл пословицы?), вопрос ставился и в несколько иной форме: «Как Вы относитесь к данной пословице?» Нередко одного такого изменения ‘инструкции было достаточно, чтобы спровоцировать резонерство. Исследование обнаружило также, что актуализация личностного отношения больного зависит не только от общей стратегии эксперимента, но и от выбора конкретных методик. Существенным оказалось не внешнее оформление задания (необходимость пользоваться словом), а внутренняя психологическая структура методики. Наиболее действенными для наших целей были те методики, где условия ‘и, особенно, решения не было жестко детерминированы, а предоставляли испытуемому известную свободу выбора, и, главное, допускали наибольшую «творческую» активность личности — возможность активно сформировать и обосновать свой способ решения. Существенное значение для выявления резонерства имела и содержательная сторона заданий. Так, например, не все пословицы в одинаковой степени актуализировали личностное отношение испытуемого. Пословицы, содержание которых сводилось к констатации факта («куй железо, пока горячо») могли и не вызывать больного на резонерство. В то время как пословицы и поговорки, содержание которых имеет более выраженный морализующий оттенок («не плюй в колодец, пригодится воды напиться»), в большей степени способствовали выявлению мотивационных установок личности и предоставляли больший простор для резонерских высказываний. Все предложенные методические приемы касаются, таким образом, частных случаев (условий ситуации эксперимента) и не охватывают всех возможных ситуаций выявления резонерства, тем не менее, будучи скромной моделью, указывают на общие закономерности проявления этого вида нарушения. Таким образом, анализ условий, при которых с наибольшей вероятностью выявлялось резонерское направление мышления ‘и экспериментальная провокация его путем направленной перестройки стратегии экспериментального исследования и специального подбора методических приемов, оказались весьма успешными и еще раз подтвердили значительную роль личностно-мотивационных компонентов в структуре мыслительной деятельности человека. *** Участие личностных компонентов в структуре резонерства подтверждают и многие клинические факты. Описываемый вид патологии мышления часто встречается при психопатиях (П.Б. Ганнушкин, А.Ф. Лазурский, С.А. Суханов и др.), где, как известно, нарушения мышления (его операционной стороны) крайне редки. Основное место занимают личностные изменения, нарушения аффективно-волевой сферы больных. Изучение клинических материалов о больном обнаружило, что во всех тех случаях, когда при клиническом обследовании отмечалось наличие у больного симптома резонерства, речь шла и о нарушениях личности больного. И чем грубее были нарушены личностные установки больного, тем более широкий круг представлений захватывало резонерство. В равной степени это относилось и к условиям проявления резонерства. Чем более некритичен был больной, чем неадекватнее производился им учет окружающего, тем облегченнее были условия проявления резонерства, тем легче было провоцировать это нарушение. Наблюдения обнаружили также, что в тех случаях, когда, по выражению П.Б. Ланнушкина, резонерство захватывало узкий круг представлений, оно Относилось к аффективно значимым для больного тем и ситуаций в данный момент или в прошлом («застывшая реакция»). В этом смысле резонерство часто оказывалось тесно связанным с бредовыми переживаниями больного (идеями «самоусовершенствования», «перестройки общества», изобретательства и т. д.). Наступающая в связи с медикаментозной терапией нормализация аффективно-волевой сферы, наблюдаемая нами у больных шизофренией при лечении галопериодолом, нередко влекла за собой ослабление и видоизменение резонерской продукции больного. В то время как слабость суждений (трудность осмышления, наличие случайных, вычурных ассоциаций и т. п.) оставалась. Даже у больных в состоянии дефекта, когда личностные установки и эмоциональная сфера уже не столько искажены, сколько крайне обеднены и уплощены, резонерские суждения не теряют своей эмоциональной окрашенности. Высказывания таких больных подчас приобретают характер штампов-автоматизмов, утративших свою смысловую содержательную сторону, но произносимых по-прежнему с высокопарной патетической, теперь уже застывшей, заученной интонацией. Такое резонерство no-существу аффективно не насыщено и отражают лишь прошлые искаженные личностные установки больного, имевшие значение при формировании симптома резонерства. *** Экспериментальные данные свидетельствуют не только о существенной роли отношения мыслящего субъекта, его личностных установок в структуре мышления, они дали возможность глубже подойти к анализу самого понятия «отношения», впервые выдвинутого в патопсихологии проф. В.Н. Мясищевым и его сотрудниками. Проблема отношения принадлежит к числу сложнейших проблем в психологии личности и является очень многогранной. Анализ наших данных позволил вычленить один из аспектов нарушенного личностного отношения у больных-«резонеров». Характерной особенностью всех больных, склонных к резонерству, была в большей или меньшей степени выраженная потребность, которую точнее всего можно было определить как потребность к «самовыражению», а в ряде случаев и «самоутверждению». Результаты исследования обнаружили, что только особая совершенно определенная структура измененного отношения, а именно: сочетание недостаточной критичности больного с повышенной тенденцией к «самовыражению» приводит к резонерскому направлению мыслительною деятельность больного. При выпадении хотя бы одного из слагаемых, несмотря на наличие ошибок в мыслительных операциях, резонерство не наблюдается. Однако даже в пределах описываемой структуры это измененное отношение варьирует, имеет свои оттенки. В зависимости от формы заболевания, состояния и особенностей преморбида больного нарушения личностного компонента — степень некритичности и потребность к «самовыражению» — могут меняться и имеют свои особенности. *** Несмотря на ведущую роль в структуре резонерства нарушений личностно-мотивационного компонента, у большинства бальных с резонерством (в 64% случаев на нашем материале) оказываются нарушенными оба компонента мыслительной деятельности: и личностно-мотивационный план ее, и операционная сторона мышления. Сочетание особенностей нарушения обоих компонентов придает каждому отдельному резонерскому высказыванию известное своеобразие и позволяет выделять варианты резонерства. Присоединение нарушений операционной стороны мышления не носит механистического характера. Оба компонента мыслительной деятельности оказываются тесно взаимосвязанными и взаимозависимыми, видоизменяют и усугубляют нарушение. Они образуют некий типичный для каждого заболевания сплав — нарушение, которое может служить не только опосредованным показателем личностной изменности больного, но «имеет известное дифференциально-диагностическое значение. В работе описаны различные варианты резонерства как внутри одного заболевания (в частности, шизофрении), так и отличительные черты резонерства при разных заболеваниях (шизофрении, эпилепсии, алкогольной и ревматической интоксикации, психопатиях). Показано, что резонерское мышление у одного и того же больного на разных стадиях болезни может видоизменяться и принимать тот или иной характер, отражая, в известной степени, состояние больного. При исследовании психологической структуры резонерства особое теоретическое значение приобретает анализ резонерской продукции испытуемых с органическими заболеваниями головного мозга, демонстрирующей еще один аспект влияния личностных факторов на формирование этого вида патологии мышления. Экспериментальные данные обнаружили, что резонерское рассуждательство у больных с органическими поражениями ц.н.с. встречается обычно на тех стадиях заболевания, когда личность еще достаточно сохранна, а интеллектуальные процессы заметно снижены. В силу этого больные пытаются компенсировать свою интеллектуальную недостаточность общими рассуждениями. В этих случаях резонерство носит как бы осмысливающий характер, служит поиском правильного решения и является по существу неудачной компенсацией личности на свою несостоятельность. Изменения мотивационного плана мышления здесь являются как бы вторичными и оказываются зависимыми от трудностей операционной стороны мыслительного процесса. Компенсаторная функция резонерских высказываний может быть представлена в еще более отчетливой форме и в известном смысле (по характеру мотивации) сближаться с высказываниями испытуемых — «психопатов». Недостаточная критичность больного, недостаточно правильная оценка окружающего и экспериментальной ситуации может способствовать резонерскому направлению мышления: «и мы де можем поговорить о высоких материях возвышенным стилем». Такие больные часто были склонны и к большим «философским обобщениям» по поводу малозначимых событий и явлений, и к неуместному использованию научной терминологии; суждения их часто отличались ригористичностью, могли быть поучительны, безапелляционны и выспренны. Такое рассуждательство в некоторых случаях может напоминать даже резонерство больных шизофренией. Однако личностная установка — тенденция к эмоциональной компенсации — всегда очевидна. Степень грубости нарушений операционной стороны мышления в резонерском суждении в сочетании с трудностями сосредоточения внимания, грубейшим нарушениями памяти к т. д. может быть столь велика, что по внешнему виду такое резонерство напоминает «атактическое» (С.А. Случевсклй). Однако и здесь .анализ структуры высказывания позволяет правильно квалифицировать такого рода рассуждательство. Все это привело к выводу о том, что рассмотрение вариантов резонерства может быть полезным для дифференциально-диагностических суждений о больном только в том случае, если последние опираются не на внешний вид резонерства, а основываются на анализе механизмов его возникновения. Варианты резонерства, встречающиеся при алкогольной интоксикации позволяют проследить теснейшую взаимосвязь отдельных сторон мыслительной деятельности человека и изменение вариантов резонерства в зависимости от характера и преобладающей роли отдельных компонент мышления. С одной стороны, вместе с нарастающим огрубением, некритичностью и общей психопатизацией личности у больного с алкогольной интоксикацией возможны такие изменения личностно-мотивационного плана мыслительной деятельности, которые приводят к вариантам резонерства ближе всего стоящим по своему аффективному звучанию к резонерству при некоторых формах психопатий. С другой стороны, у этих больных постепенно, как правило, нарастают трудности осмышления, вызываемые нарушениями операционной стороны мышления. Появляется стремление компенсировать, замаскировать свои интеллектуальные затруднения рассуждениями общего характера, как это мы наблюдали у больных-«резонеров» при других органических поражениях мозга. В повседневной клинической практике обычно приходится видеть сочетание этих двух резонерских направленностей мыслительной продукции больного. Даже в норме у психически здоровых людей под влиянием алкогольного опьянения, когда человек становится менее критичен к себе, хуже производит учет ситуации, растормаживается, нередко удается слышать резонерские суждения, отражающие общий эмоциональный фон личности в данный момент. В подобных случаях удается наблюдать даже известную динамику резонерских суждений. По мере опьянения резонерство может видоизменяться из-за присоединяющихся трудностей осмышления. Таким образом «алкогольное» резонерство наглядно демонстрирует тот факт, что оно является сплавом измененного личностного и операционных компонентов в структуре мыслительной деятельности. Приведенные соображения помогают понять механизмы появления резонерства у психически здоровых людей. Принципиальная схема резонерского мышления и в «норме» и в патологии едина. В основном резонерские высказывания наблюдаются у психически здоровых людей, склонных к явной переоценке собственной значимости и недостаточно критичных по отношению к окружающим людям и обстановке. Наиболее ярко компенсаторную сущность резонерских суждений и сугубо личностный характер ее случается иногда встречать у психически здоровых подростков. Корни резонерских суждений у подростков можно отнести за счет особенностей развития личности в подростковом возрасте. Растущее самосознание и сознание собственной личности, утверждение собственного «я» в системе окружающего, с одной стороны, и попытки разобраться, понять, осмыслить это окружающее при недостаточной еще интеллектуальной зрелости и недостаточной глубине знаний окружающего мира, с другой стороны, приводят подчас к тем же вариантам комбинации компонент мыслительной деятельности (потребности к самовыражению и самоутверждению при недостаточной критичности и ограниченности возможностей операционной стороны мышления), что побуждает подростков к рассуждениям общего и даже философического характера с резонерским оттенком. Патологическое резонерство отличается от вариантов его у психически здоровых людей только степенью искажения мотивационного плана мыслительной деятельности, мерой неадекватности мотивации и присоединением грубых нарушений мыслительных операций. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЗВОЛИЛИ ПРИДТИ К СЛЕДУЮЩИМ ВЫВОДАМ: 1. Человеческое мышление, будучи сложной аналитико-синтетической деятельностью, распадается не как отдельная функция, а как деятельность мотивированная и обусловленная-личностными установками человека. Личностный компонент мышления, «выражающийся в роли мотивов, установок, отношения личности к окружающему» (С.Л. Рубинштейн), так же как и операционная сторона мышления, играет существенную роль в структуре мыслительной деятельности: направляет и определяет стратегию мышления. 2. Нарушение одного из компонентов мышления, операционной стороны мышления или его личностно-мотивационного компонента, ведет за собой искажение мыслительной деятельности в целом. 3. При нарушении мышления, обозначаемого в клиническом практике как симптом резонерства, нарушения отдельных операций мышления не являются обязательными. Ведущим в структуре резонерского мышления является искажение личностно-мотивационного плана мыслительной деятельности. 4. В отличие от всякого другого искажения личностного компонента мыслительной деятельности, нарушение последнего при резонерстве имеет определенную структуру, выражающуюся в сочетании некритичности больного с повышенной тенденцией к «самовыражению». 5. Нарушения личностного компонента в структуре резонерского мышления могут быть как первичными, так и вторичными — компенсаторными — защитной реакцией личности на интеллектуальную несостоятельность. В обоих случаях степень выраженности и оттенок искаженного личностного компонента мышления может варьировать. 6. Сочетание различных вариантов измененного личностного компонента мыслительной деятельности с различными нарушениями операционной стороны мышления позволяет выделять варианты резонерства. 7. Присоединение нарушений операционной стороны мышления не носит механистического характера. Оба компонента мыслительной деятельности оказываются тесно взаимосвязанными и взаимозависимыми, видоизменяют и усугубляют нарушение. Они образуют в каждом случае некий типичный для данного заболевания сплав — нарушение, которое может служить не только опосредованным показателем личностной измененное™ больного, но и иметь известное дифференциально-диагностическое значение. 8. Варианты симптома резонерства не являются специфичными для каждого отдельного заболевания. Как нарушения личностных установок, так и нарушения мыслительных операций варьируют в зависимости от формы, стадии заболевания и преморбида больного и отражают состояние больного в данный момент. Поэтому можно говорить лишь о наиболее типичных для каждого заболевания вариантах симптома резонерства. 9. Несмотря на наличие различных вариантов резонерства, общая .принципиальная психологическая структура этого вида нарушения мышления (ее составляющие и роль отдельных компонентов в ней) — едина. 10. Для выявления этого вида нарушения мышления в практических целях необходима перестройка стратегии психологического эксперимента, позволяющая актуализировать искаженную систему отношений испытуемого. Эта перестройка должна касаться как стратегии экспериментального исследования в целом, так и тактики экспериментатора в частности. Методические приемы провоцирования резонерства должны сводиться к созданию для больного ситуации повышенного уровня притязания; они должны включать, в частности, соответствующее изменение инструкции, ее «переадресовку», подбор таких методик, которые бы и по своей психологической структуре, и по содержанию давали возможность испытуемому проявить себя, допускали наибольшую «творческую» активность личности. Таким образом результаты исследования показывают, что при некоторых нарушениях мышления личностный компонент его оказывается не только сопутствующим, не только фоном, на котором разворачивается слабость операционных возможностей мышления, но непосредственно участвующим в структуре формирования этого нарушения.